Кто эта девушка?

перевод: nightspell

 

 

Благодаря своему потрясающему остроумию и шикарной внешности (я носил алые атласные костюмы из Лондона и стильную стрижку, в то время как другие рок-журналисты выглядели как Лестер Бангс), я был королём Лос-Анджелеса, но мечтал сбежать. Так что я быстро согласился, когда новый рекламный агент печально безвестной "Меркури Рекордс” предложила мне оплаченную поездку в Сан-Франциско с условием, что я возьму интервью у малоизвестного британского фолк-певца, которого кто-то на лейбле считает небезнадёжным.

Мне прислали несколько альбомов. На обложках я увидел хрупкого молодого парня с плохими зубами и ужасающим перманентом. Большая часть его материала мне показалась занудной и многословной. "Меркури Рекордс” оплатила прокат моей машины, так что они попросили меня забрать его в международном аэропорту Сан-Франциско, когда он прилетит из Хьюстона. Андрогинное видение, сошедшее с самолёта, было мало похоже на фотографии с обложек альбомов. У этого были длинные волнистые волосы, он был одет в платье и держал сумочку. Когда, получая багаж, он взмахнул своими ресницами, я рефлекторно вызвался нести его тяжёлый чемодан. Я не понимал, как он выбрался живым из Техаса, и немедленно восхитился его смелостью.

По дороге в Сан-Франциско я подумал, что забавно, наверное, побить нескольких извращенцев (шучу, знаете ли, моя гомофобия не доходит до насилия). Когда он не нервничал, то, по-моему, был вполне ничего. Он сказал, к примеру, что получил предложение о сотрудничестве с The Walker Brothers. Я всегда любил "The Sun Ain’t Gonna Shine Anymore”,  и это произвело на меня впечатление.

Мне понравилось, что он, кажется, оценил моё потрясающее остроумие, даже если лицо его оставалось невозмутимым. Его [остроумие] мне тоже понравилось, и, похоже, у нас завязалась дружба. Мы остановились в соседних  комнатах в Holiday Inn, где внизу, в холле, выступал примечательный дуэт, одновременно игравший на барабанах, губной гармошке и двух рожках – то ещё развлечение. При виде мужчины в платье они загикали. Мы отплатили им безжалостным заказом на песни, которые, по нашему расчёту, им, должно быть, смертельно опротивело играть.

Родни Бингенхаймер – владелец известного лос-анджелесского клуба – позвонил спросить, не желает ли Дэвид групи. Дэвид желал. О, боже, ещё как! Когда она появилась, то проявила ко мне куда больший интерес. Будучи вежливым по отношению к гостю, я скромно отказал. Он спросил с блеском в глазу (в голубом, как я помню, но, возможно, что в карем), не хочет ли она получить урок игры на гитаре. Я счёл это удивительно галантным.

"Меркури”, в надежде сэкономить, уговорили меня везти его в Сан-Хосе, где радиостанция дала согласие (вероятно, с большой неохотой) взять у него интервью. По дороге мы сымпровизировали непристойную новую версию песни "Война” ["War”]  Эдвина Старра. Вместо: "Война, для чего она?”, мы пели: "Титьки, для чего они?”. Нормальный гетеросексуальный юмор!

Диск жокей выглядел как Лестер Бангс и был явно в ужасе от моего нового приятеля. Чтобы укоротить и без того короткое интервью, в течение которого он демонстрировал стойкую невосприимчивость к боуивскому юмору, ди-джей спросил, не хочет ли Боуи что-нибудь послушать. "The Stooges”, – прошептал я Боуи, который не слышал о них, но доверял моему мнению. Они понравились ему, как же иначе. А ведь я мог бы разбогатеть, как раджа на сотрудничестве Боуи и Игги Студжа (позже – Попа)  и временами быть упомянутым во многих биографиях, которые о них будут написаны.

Вернувшись в Сан-Франциско, я сфотографировал Боуи в его платье, с его волнистыми волосами и сумочкой. Он был обезоруживающе красив, и я понял, что возбудился. Я никогда раньше не находил другого мужчину обезоруживающе красивым. Он, гораздо более искушённый в таких вещах, заметил моё смущение и шаловливо кокетничал, отчего мне стало ещё хуже. Гад!

Мы поднялись в его комнату. Не надейтесь на пикантное продолжение, я просто взял у него интервью. Вообще-то, скорее, это он взял интервью у самого себя. Я всё ещё не мог оправиться с тех пор, как обнаружил, что способен находить привлекательным другого мужчину. Я не считал его музыку слишком интересной, и говорил он о вещах, в которых я совсем ничего не смыслил. Он говорил о том, что был мимом и буддистом, а часть меня тосковала по лёгкой гулянке. Может, я, конечно, ошибался, но считал пантомиму и буддизм сплошным позёрством. Он называл поп-музыку  "средством Пьеро”. Я понятия не имел, о чём это он, но, чем показывать свою провинциальность, ограничивался периодическим поддакиванием. У него, похоже, была обширная повестка дня, и он был счастлив сам формулировать вопросы. Он сказал что-то о перспективе быть застигнутым в постели с мужем Ракел Уэлч, мне это показалось нахальным. Подозреваю, ему показалось, что это будет напечатано и привлечёт к нему некоторое внимание. Это было напечатано – в "Роллинг Стоун”. 

 

Мы летели в Лос-Анджелес, сидя по обе стороны от агента по рекламе из "Меркури”. Для неё это был стереофонический кошмар, поскольку я разделял боуивский страх полетов. Пока не было турбулентности, он поинтересовался у меня, не встретят ли… её [имея в виду себя]. Я был среди девчонок, и это очень меня смущало, я чувствовал себя посмешищем. В аэропорту его встретил Родни Бингенхаймер.

Потом, вместе с другими деятелями шоу-бизнеса, он устроил вечеринку в честь Боуи в доме на холмах на Сансет-стрип. Своим вызывающим приветствием Боуи успешно смутил нескольких сладких юных старлеток, являвших весь блеск Долины Кукол. Какие-то юридические формальности мешали его выступлению на этом сборище, но это был его вечер, и он мог бы спеть и сыграть на гитаре, захоти он этого. А он, к большому сожалению многих гостей, и правда хотел. Многих стало клонить в сон под его интерпретацию "Амстердама”  Жака Бреля. Явно гораздо более весёлая вечеринка в честь суперзвезды Энди Уорхола Черри Ваниллы, как говорили, бушевала где-то выше на холме. Многие перешёптывались о намерении покинуть эту ради той, и Боуи в их числе.

Как было сказано, он развлекался с одной групи, которую, как я долго полагал (пока один британский журналист не поправил меня в 2001-м), звали Каша [Kasha]. Она была великолепно сложена. В тот день, когда он улетел, Каша позвонила мне, напрашиваясь на приглашение, задолго до того, как он занял место в самолёте. Мы провели вместе пару жарких деньков, а потом я выяснил, что ей 16.

В следующем сентябре (1972) мы с моей подружкой отдыхали в Британии и остановились в Лондоне в отеле "Портобелло” [Portobello Hotel]. Чрезвычайно продвинутый персонал обращался с нами с ритуальным высокомерием до того вечера, когда мы с четой Боуи разделили отдельный кабинет в шикарном бистро "King’s Road”, где Боуи и я обновили нашу дружбу, а Анджела пристала к моей бедной подруге, как банный лист. Он дал мне послушать пробный экземпляр альбома, который он только что помогал продюсировать Лу Риду. Мне это показалось хламом, и я до сих пор так считаю.

Он стал культурной иконой, а я – тем человеком, что до сих пор стрижёт купоны с нашего скоротечного знакомства, спустя больше трёх десятков лет.

И до тех пор, пока я жив…