ВЫСОКАЯ ТРЕВОЖНОСТЬ

перевод: nightspell

Саунд богемной жизни и смутной сексуальной девиации – ошеломляющий Hunky Dory, от него до сих пор перехватывает дыхание, более 30-ти лет спустя.

Непосвящённым необходимо знать две вещи о Hunky Dory. Первое – его принято считать первым настоящим шедевром Боуи; изысканно оркестрованный, преимущественно фортепианный альбом, кажется, ошибся местом в дискографии, зажатый между металлическим монстром The Man Who Sold The World (1971) и глэмовым первопроходцем Ziggy Stardust (1972). Второе – попытка расшифровать его “смысл” может серьёзно повредить рассудок.

Ибо, то, что вначале производит впечатление светлого ясного поп-альбома (в основе которого, с одной стороны умные философские песни, а с другой – странные панегирики Дилану, Энди Уорхолу и Лу Риду) в действительности – одно из мрачнейших творений Боуи. Также, это, возможно, одна из самых честных его записей: редко (со времён Дилана в середине 60-х) артист вытаскивал на поверхность полное содежимое своего измученного разума и предлагал миру собрать его по осколкам.

Начав работу над Hunky Dory в 1970-м, Боуи находился в странном состоянии ума, даже по собственным эпическим стандартам. К 24-м годам, его единственный хит “Space Oddity” был туманным воспоминанием, а жизнь в Хаддон Холле – осыпающемся викторианском доме в Бекингеме, Кент – становилась всё более эксцентричной: полуночные дискуссии при свечах об оккультизме; книжные полки с рядами работ Ницше, Кроули и Юнга; причудливый антиквариат, заполонивший псевдо-готические галереи – наряду, разумеется, с многочисленными странными гостями. 

Одним из постоянных посетителей был сводный брат Боуи – Терри Бернс – клинический шизофреник, чьё состояние в последнее время ухудшалось. Боуи, осознавая, что безумие распространено в его семье, боялся, что тоже сходит с ума. Если этого было мало, чтобы нарушить его и без того хрупкую психику, в довершение, его жена Энджи вскоре обнаружила, что беременна. Перспектива отцовства заставляет большинство людей подвергнуть себя серьёзному самоанализу: можно лишь догадываться о потрясении, которое это оказало на психически неустойчивого любителя носить женскую одежду, регулярно снимающего бисексуалов в местном танц-клубе на пару с супругой для домашних развлечений “на троих”.

Hunky Dory, несомненно, навеян этими тревогами, ещё прибавьте сюда огромную кипу книг по оккультизму, пластинок и фильмов, которые Боуи тогда упорно поглощал. Альбом отсылает к Ницше, Уорхоллу, Гиммлеру, греческой мифологии, Черчиллю, Кроули, Ленину, Дилану, Velvet Underground, Грете Гарбо, викторианскому писателю Эдварду Бульверу-Литтону… Там даже нашлось место для Микки Мауса.

Но, то, что поначалу кажется работой безумного визионера – эти руки, тянущиеся из “трещины в небесах”, предостережения о “грядущей расе” супер-людей, гомоэротические образы безжизненных растерзанных тел – на деле, при ближайшем рассмотрении, оказывается предельно откровенным отчётом о напряжённом поиске человеком смысла собственной жизни и искусства. В итоге, три трека – “Quicksand”, “Kooks” и кавер-версия песни Биффа Роуза “Fill Your Heart” – ставят вопрос ребром: а не лучше ли для Боуи, как бы там ни было, забыть все прочитанные им заумные книги и просто, скажем так, спокойно радоваться жизни. Запутался? Вероятнее всего – да. Но Боуи был поразительно искренен в этом.

Если Hunky Dory отражает блуждания в эзотерической области поп-культуры, то, скорее всего потому, что с конца 70-го до начала 71-го у Боуи просто было полно времени на чтение книг и просмотр ТВ. Пока новый менеджер Тони ДеФриз пытался освободить его от действующего контракта с “Mercury”, делать было особенно нечего. Только недавно подписанный контракт с “Chrysalis” на 5000 фунтов не давал ему забыть о сочинении песен. Первым плодом его труда в роли нанятого композитора был “Oh! You Pretty Things” – хит для Питера Нуна в июне 1971-го, впоследствии эта песня была переписана для Hunky Dory.

Вынужденный простой принёс неожиданные результаты. Возобновив своё увлечение Уорхолом, после визита в Нью-Йорк в феврале 1971-го, первую половину года он провёл, пробуя себя в качестве стармэйкера Свенгали. Естественно, его “создания” были предназначены для исполнения новых песен, которые у него постепенно накапливались. Так был явлен миру бесславный сингл Арнольда Корна, представляющий дизайнера одежды Фредди Бурретти (настоящее имя – Фред Барратт), исполняющего будущие песни Зигги – “Hang On To Yourself” и “Moonage Daydream”, а также злосчастное сотрудничество с другом Микки Кингом. Кроме того, в это время Боуи работает с фолк-певицей и экс-возлюбленной Даной Гиллеспи, которой он презентовал “Kooks” – песню, навеянную недавним появлением на свет его сына Зоуи.

Сегодня очевидно, что все эти проекты и эксперименты с рукотворными “звёздами” были шагами на пути к Зигги Стардасту. Но – что явилось ключом к успеху Hunky Dory – этот процесс позволил Боуи сочинять в более свободной и непринуждённой манере о своих зачастую девиантных побуждениях. Ни одна из этих композиций не предполагалась как “песня Дэвида Боуи”, тем не менее, это именно то, чем все они стали.

Летом 1971, имея новый контракт с RCA на горизонте, Боуи неожиданно обнаружил, что пора делать альбом. Бывший звукоинженер Кен Скотт был нанят в качестве продюсера (Тони Висконти выбыл после неразберихи с The Man Who Sold The World). На этот раз Боуи проявлял большую заинтересованность в процессе записи, настояв, к примеру, на том, чтобы треки были построены на роскошных фортепианных аранжировках Рика Уэйкмана – будущего клавишника Yes и бывшего – Strawbs. Тем временем, гитарист Мик Ронсон проявил свои классические способности для создания драматичных оркестровок. Для полного укомплектования состава позвали бывших со-товарищей Ронсона – Вуди Вудманси (ударные) и Тревора Болдера (бас); так была полностью, за исключением названия, создана будущая группа The Spiders From Mars.

Когда в ноябре завершились последние сессии (а к этому времени Боуи уже начал работу над Ziggy), принимавшие участие в записи чувствовали, что это триумф. Но и 32 года спустя всё ещё непросто расшифровать почти руническое свойство альбома. Заманчивые смысловые совпадения между песнями, подчёркнутые повторяющимися словами и образами (“paint and glue” / “sand and glue”; “caveman” / “Stone Age man” и т.д.) создают явное впечатление, что всё это должно сложиться в нечто целое, имеющее глубокий смысл.

В претенциозном вступлении “Changes” Боуи с предельным высокомерием воспевает свою способность всегда быть на шаг впереди: “Look out, all you rock’n’rollers!”. Тогда как волшебная “Oh! You Pretty Things” – результат размышлений над надвигающимся рождением Зоуи – отражает мнение Боуи о будущих поколениях, о том, как нас вытеснит “Homo Superior”. “Eight Line Poem” – импрессионистская кантри-блюзовая интермедия, “Life On Mars?” – очень необычный рассказ о “серой мышке” – девушке, находящей спасение от реальности в кинотеатре.

В “Quicksand” Боуи просматривает витрины различных философских концепций в поисках одной, которую сможет выбрать, но окончательно тонет в потоке сознания. С другой стороны, беспечная “Fill Your Heart” утверждает “Не думай ни о чём и будешь свободе-е-ен!”. Очень тревожная “The Bewlay Brothers”, завершающая альбом – зловещий суицидально-смертельно-гомоэротически-наркотический ночной кошмар.

Всё, казалось бы, ясно только с ироническими трибьютами замечательным нью-йоркцам (“Andy Warhol”, “Song For Bob Dylan” и стилизация под Velvet Underground “Queen Bitch”), но и здесь скрыта двойственность: то ли он прикалывается, то ли нет.

Повторюсь, попытка расшифровать “смысл” Hunky Dory может серьёзно повредить рассудок. Но, в таком случае, похоже, что и у Боуи он не был в порядке. Однако, процесс создания оказался очистительным. “Он забрал из меня немало, – сказал сам Боуи, – немало шизофрении”.

Выпущенный в декабре 1971-го, Hunky Dory сразу пошёл ко дну, так и не попав в чарты до осени 1972-го, когда стал №3 в Британии. К тому времени, однако, Боуи уже наслаждался временным избавлением от многих своих проблем – денежных, идейных, философских – благодаря оранжевоволосому Прокаженному Мессии, который играл на гитаре.