Лии Блэк Чайлдерс в России – фрагмент из книги Дэйва Томпсона “David Bowie. Moonage Daydream”, 1987

перевод: Alex

...А тем временем Лии ни на шаг не приблизился к своей цели – получению Русской визы. Сотрудники посольства старались помочь, но не могли ничего сделать и только очень извинялись. Они обещали сделать все возможное, но не сделали ничего. Дэвид и компания покинули страну 21 апреля. Паром доставил их из Йокогамы в Находку, на материке, откуда им нужно было сесть на поезд до Владивостока, конечной остановки «Экспресса». На борту корабля Дэвид развлек в столовой остальных пассажиров импровизированным кабаре, исполнив “Amsterdam” и  “Space Oddity” к удивлению и радости своей аудитории, которая знала, что этот человек знаменит, но, вероятно, не слишком хорошо знала, чем именно.

К тому времени как подоспела виза Лии, Дэвид уже ехал через Россию. Лии прыгнул в первый же самолет, легкогруз с дырой в полу и металлическими сидениями без ремней, готовый перевезти любого пассажира, достаточно безрассудного, чтобы совершить на нем перелет из Японии в Россию. Затем он скакал через всю страну в похожих условиях, пока не обогнал «Экспресс» в Иркутске, срезав примерно 2 тысячи миль от всего путешествия.

Дэвид редко покидал поезд в течение этой поездки, предпочитая оставаться в своем купе «мягкого» отделения – русский эквивалент первого класса по градации, если не по условиям. Но в Свердловске, городе, где была убита царская семья во время революции 1917 года, Лии настоял, чтобы Дэвид оделся (он всю дорогу таскал кимоно) и вышел хотя бы на платформу.

В основном, Дэвид проводил время, глядя из окна поезда и снимая все окружающее 16-миллиметровой камерой, которую он «оторвал» в Японии. Камера сопровождала его и на платформу, где Лии пришла в голову мысль провести импровизированную фото-сессию, только он фотографировал отнюдь не Дэвида, а русских охранников, столпившихся неподалеку. Внезапно те сообразили, что происходит, и направились к Лии. Тогда Дэвид немедленно принялся снимать их камерой, и они повернули к Дэвиду. В этот момент появились две проводницы, присматривавшие за Дэвидом и его компанией в течение всего путешествия, и буквально затащили двух «западников» обратно в поезд, чем спасли Дэвида с Лии от возможного препровождения в советскую кутузку. 

Присмиревшие Дэвид с Лии вели себя хорошо весь остаток путешествия, предпочтя оставаться в вагоне и беседовать с репортером ЮПИ Бобом Мьюзелом, бывалым путешественником по России, входившим в их компанию. Именно он сообщил Лии, что его надеждам принять участие в майском параде в Москве скорее всего не суждено сбыться. Лишь очень немногие американцы, в том числе Уолтер Кронкайт, были удостоены такой чести.

Тем не менее у Лии были другие планы. К тому времени как он достиг Москвы, он уже получил официальное уведомление, что ему придется ехать в Берлин одному и ждать остальную компанию там. Но Лии вбил себе в голову, что должен непременно посмотреть парад. В качестве алиби он ссылался на странную практику русских закрывать визу в день после ее истечения. Лии надлежало выехать из России 30 апреля, но окончание срока его визы датировалось 1-м мая. Кто же, рассуждал Лии, может ждать от невежественного интуриста понимания таких вещей?

Компания была встречена в Москве командой гидов, каждый из которых был проинструктирован доставить своих подопечных по месту индивидуального  назначения. Дэвида и Джеффри – в отель, Лии – в аэропорт. Лии немедленно принялся увещевать своего провожатого позволить ему остановиться в отеле по дороге в аэропорт, «потому что моя задача – присматривать за Дэвидом, чтобы его номер был в порядке, и все такое. Гид согласился, так что я отправился к Дэвиду в номер и отдал ему весь свой багаж – свой фотоаппарат, свои пленки, все.

«Ты спятил! – в ужасе сказал Дэвид, – Мы же тебя больше никогда не увидим! Это тебе не шутки шутить, это же Россия!» Проезжая Сибирь, Дэвид видел арестантские поезда, везущие своих несчастных пассажиров в лагеря. «Ты закончишь на одном из них, – сказал он, – ты просто спятил!»

Лии остался невозмутимым. «Со мной все будет в порядке, вот увидишь», – ответил он, а потом потрусил обратно в приемную к своему гиду. Там он приступил к проведению в жизнь второй части своего плана.

«Я спросил, могу ли я сходить в туалет, прежде чем мы уедем. Он сказал, что конечно, так что я отправился в туалет и вылез через окно. А потом спрятался.»

Боб Мьюзел упоминал, что в 5 часов все дороги в Москву будут перекрыты из-за подготовки к параду. Вокзал и аэропорт тоже закрывались. Так что, когда Лии вошел обратно в приемную в 5-30, обнаружив, что вся гостиница уже кишит полицией и солдатами, и потребовал доставить себя в аэропорт, среди русских воцарилось вполне понятное оцепенение. Его явное незнание визовых условий только добавило смущения. Когда Лии согласился уехать, русские сказали, что он не может этого сделать. Когда он согласился остаться, они сказали, что и этого он тоже сделать не может.

В конце концов один из русских велел Лии следовать за ним. Они вышли наружу, и Лии затолкали в машину, а потом, к его все возрастающему ужасу, отвезли за город в лесок в одном из предместий. Вдруг показалась полянка, «и вот посреди этого леса возникло что-то, ужасно напоминающее “Холидей-Инн”!» Его провели внутрь, прописали и велели оставаться в номере вплоть до завтрашнего вечера, когда его отвезут в аэропорт.

Но Лии и не подумал оставаться. В 5 утра он выскользнул из отеля и направился пешком приблизительно в направлении Москвы. Он понял, что действительно движется в нужном направлении, сначала по признакам все увеличивавшейся вокруг активности, а затем по наличию вооруженных охранников, мрачно стоявших вдоль дороги на равных расстояниях. «Ну, короче, при мне была только сумка через плечо, в которой находился томик Дороти Паркер, клочок бумаги с названием Дэвидовской гостиницы и потрясающий маленький русский разговорник, в котором содержались исключительно полезные фразы, типа «Обе мои ноги сломаны» и «Как тебе остановить кровотечение?». Первому же охраннику, который меня остановил, я показал клочок бумаги, а потом вытащил свой чудный розовый разговорничек и ткнул в какую-то уморительную фразу, вроде «Почему мои руки больше не двигаются?» Он просто посмотрел на меня, совершенно обалдев, и показал пальцем в нужном направлении.»

За время длительного марша обратно в Москву Лии наткнулся примерно на двадцать караульных, но в конце концов к полудню добрался до Дэвидовского отеля, как раз когда подали ланч. Он вошел и преспокойно уселся за стол, и на сей раз был черед Дэвида сходить с ума. «О, Боже, что ты наделал! – воскликнул он. – Тебе нельзя здесь быть, нас всех из-за тебя арестуют!» Но Лии просто заказал ланч и, как и запланировал, посмотрел парад.

По возвращении в отель их поджидало возмездие. Еще один взвод полицейских появился «...как раз, когда мы заказали себе коктейли», и, пока громко протестующего Лии уводили вон («Я не мог там оставаться, это было просто невыносимо, совсем как “Холидей-Инн”! Я начал сходить от него с ума и просто пошел погулять!») Дэвид закрыл лицо руками. В этот миг он осознавал, что никогда в жизни больше не увидит Лии.

«Но все, что они сделали, это просто вывели меня вон, посадили на берлинский самолет и отправили восвояси. И Западный Берлин показался таким необыкновенным! Россия так достала меня, что после нее попасть в Западный Берлин, полный неоновый огней, такси и услужливых  маленьких швейцаров в фуражках и красных униформах с золотыми пуговицами, подхватывающих мой багаж и провожающих меня в мой гостиничный номер, где уже ждало холодное шампанское, было все равно что пережить кислотную эйфорию!»

Все это время Дэвид и ко. не имели ни малейшего представления о судьбе их друга. Подавленные, они провели еще два дня в Москве, посетив ГУМ, московский вариант «Блумингдэйлз», где купили мыло и сувенирные трусы, а потом снова сели на поезд, доставивший их через Польшу и Восточный Берлин наконец-то... в Свободный Мир.

«К тому времени, как я туда добрался, я его называл так в буквальном смысле, – сказал Дэвид. – У меня не так уж много, о чем рассказать, – продолжал он о России, – если не считать самих людей. Мы обнаружили, что в основном они очень теплые. В Москве они оказались холоднее, но вот в Сибири очень теплый народ. В поезде был один телепродюсер (не смог запомнить его имени); он ужасно хотел получить японские книги, которые я вез с собой. Он не видел западных книг около 16-ти лет. Он был просто загипнотизирован – предлагал мне огромные деньги за эти книги. Я бы ему и так отдал, но мне их подарил художник Мантадори Йоку, из Токио.»