перевод: Alex

– В нашу прошлую встречу (по поводу «Аутсайд»-альбома) ты почти не хотел говорить о музыке.

– О, так я опять был в одном из этих настроений? Но вообще-то в этом мало что изменилось. Это ужасно трудно – говорить о музыке.

– Будет вообще когда-нибудь обещанное продолжение «Аутсайд»?

– Когда-нибудь – обязательно. Мы с Брайаном Ино постоянно пытаемся встретиться и пройтись по всем 24-м часам записей, которые тогда набежали. Но мы оба ужасно заняты. А как тебе новый альбом понравился?

– Ну, насколько можно судить после одного прослушивания, – хорош. Более рОковый, чем предыдущий. И иногда Битлз напоминает.

– О, это хорошо, спасибо! Одну из песен ведь действительно Джордж Харрисон написал – „Try Some, Buy Some“. Теперь это выглядит так, как будто я ее выбрал в виде посвящения Харрисону. При этом я вообще не знал, что он ее написал. Я ее считал песней Ронни Спектор. Но это одна из тех Джордж-Харрисон/Фил-Спекторовских совместных работ – 1973 года, с альбома „Living in the Material World“...

– ...Печально известного Фила Спектора...
[Спектор, один из самых влиятельных музыкальных поп-продюсеров был задержан 3 февраля 2003 г. по подозрению в убийстве би-муви-актрисы Ланы Кларксон. – прим.ред.]

– ...Да уж... Но я слыхал, что он может выкрутиться. И продюсирует Стереофоникс. По-видимому, теперь достаточно кого-нибудь застрелить, чтобы оживить карьеру и засиять по-новому... Но вернемся к песне: по-видимому, это единственный сингл, в котором участвовали все четверо Битлз после распада группы. Джордж их затаскивал в студию по-одному. Звучит не так, как все остальные вещи Харрисона. Просто замечательно. Я, вообще-то, никогда не был большим фэном Харрисона, но теперь я рад, что у меня на альбоме есть одна из его песен. Моим Битлом был Джон...

– ...И другом, верно?

– Да, хорошим другом. И настоящим „mover & shaker“ – тем, кто приводит других в движение.

– У тебя на альбоме есть еще один кавер – «Пабло Пикассо», песня Джонатана Ричмэна.

– Да, Ричмэн – один из самых остроумных нью-йоркских сочинителей. В 70-х я был большим фэном его группы, The Modern Lovers. Теперь, кажется, он пишет соло-вещи на испанском. Но от этой песни я по-прежнему балдею. Это же самый смешной текст на свете: „Some people try to pick up girls, they get called assholes/ This never happened to Pablo Picasso“. Саму музыку и звучание я полностью переделал, но песня осталась веселой.

– Единственная веселая вещь на альбоме...

– Верно, остальные слегка меланхолические. Но они позитивнее, чем песни с «Хизен». В них всех содержится немного критики, но в такие времена это ведь позволительно. Думаю, он все же веселее, музыка более энергичная. В нем есть сила. Я попытался – без всякой концепции: это не более, чем просто собрание песен – сделать как бы моментальный снимок Нью-Йорка. И в нем есть эта сила, которая является одной из характерных черт Нью-Йорка. Это «бежать-бежать-бежать» 24 часа в сутки – движение вперед. Но, само собой, некоторые песни созерцательны и размышляют над такими вещами, которые иные люди считают беспокоящими.

– Как, например, „Fall Dog Bombs the Moon“ – открытая критика в адрес правительства Буша и иракской войны.

– ...Да, песня сама за себя говорит, в ней я выражаю свои мысли насчет военно-индустриального комплекса с его непрозрачными связями – явный и важный феномен нового столетия... 

– Это – первый раз, когда ты так четко выражаешь в песне свои политические взгляды...

– Да, но за этим не скрывается никакого плана. Я действительно хотел просто сделать моментальный снимок того напряжения, которое создает жизнь в Нью-Йорке. Этой легкой, все обволакивающей паранойи. Все как будто слегка сдвинулось. Как если бы вы жили в каком-то параллельном Нью-Йорке. Я здесь живу 10 лет, но после 11-го сентября все изменилось. Нью-йоркцы вдруг стали более интровертными, не такими открытыми по отношению к другим людям, нет больше этого «мы – короли Америки»-оптимизма. Немного странно.

– Не так, как в других частях страны.

– Точно. Нью-Йорк – не Америка. Поэтому я тут и живу. Хотя от этой кутерьмы можно просто спятить. Тогда надо быстренько вон из города – на пару дней на природу, на север штата. Но все-таки нет города лучше, чем Нью-Йорк, здесь просто замечательно жить.

– А как тебя самого изменило 11-е сентября?

– Самый ужасный, с большим отрывом, день в моей жизни. Самым кошмарным было чувство беспомощности. Вот я стою – отец и муж – и не ничего не могу сделать для своей семьи. И никакие деньги на свете не могут мне помочь. Это одна из универсальных истин: когда случается какое-нибудь настоящее дерьмо, человек совершенно гол и беспомощен. Меня в этот день в городе не было, зато там были Иман и Лекси. Я был под Вудстоком и как раз разговаривал с Иман по телефону, когда это случилось. Вдруг она закричала: «О Боже, теперь второй самолет!», тогда я понял, что это не несчастный случай: «Фак! На вас нападают, немедленно убирайтесь оттуда, немедленно!» Она схватила ребенка и рванула к знакомым в аптаун на несколько следующих дней. А телефонная связь отрубилась. Так что я понятия не имел, что с ними. И в Манхэттен я тоже не мог пробиться, потому что подъезды к Манхэттену перекрыли. Но даже, когда мы туда пробрались, нас не пустили в нашу квартиру, потому что у меня не было при себе паспорта. Этот полисмен сказал: «Извините, мистер Боуи, мы знаем, кто вы такой, но без паспорта никому нельзя.» Даже мои знаменитые глазки не выручили. Прямо кошмар какой-то.

– Вы что так близко живете к «нулевой точке»?

– Да, одной из причин, почему мы купили нашу квартиру в СоХо, был замечательный вид на Башни-Близнецы. Теперь это анти-вид – немного по-дадаистски. То, чего больше нет, еще больше есть, чем раньше.

– А как ты относишься к проекту новой застройки Даниэля Либескинда (Лайбскинда)?

– Я его не понимаю. Эти проекты так факин безобразны, так эгоцентричны. Но, может быть, еще случится чудо, и по ним не будут строить. Экономическое положение в этой части города совсем подорвано. С трудом представляю себе, как они смогут выкрутиться. Люди не то, чтобы в очереди стоят за офисными помещениями в этом районе. Лучше бы разбили парк. От этого бы все только выгадали. И я скучаю по паркам, как в Лондоне.

– А вам не приходило в голову уехать из Нью-Йорка?

– Вообще-то нет. Нас одолевает такое чувство – «Никто нас отсюда не сможет выжить». И потом, куда? В Лондон? Все равно что из огня да в полымя.

– Ну, вы могли бы переехать обратно в Эл-Эй или в Швейцарию...

– Ах, в Эл.Эй... В начале 90-х я там жил в течение 8-ми месяцев. Я там встретил Иман, а потом мы переехали в Нью-Йорк. В 70-х я прожил в Эл.Эе целый год. Но мне моя жизнь тогда совершенно не нравилась. Я просто никогда не был счастлив в Эл.Эе. Все там суперзациклены на карьере – только о ней и болтают 24 часа в сутки. Даже официанты. А в Швейцарии я бы, скорее всего, помер со скуки...

– Ну, ты там все-таки выдержал целых 10 лет...

– Верно, и это было прекрасное время. Я вел там очень тихую жизнь, и это было важно, потому что тогда я гастролировал еще больше, чем сейчас. Да я бы никогда и не заскучал до смерти. Я замечательно могу сам себя занять – лепкой, живописью, чтением. У меня вечно затеяна одновременно дюжина проектов; я – трудоголик. Когда я один, я чувствую себя, как ребенок в конфетной лавке – могу делать, что хочу, и никто мне не помешает.

– Что, вероятно, при наличии семьи не так уж часто случается...

– Верно! Мне приходится себя заново дисциплинировать. Я должен выкраивать время для семьи, и это совсем не трагично, потому что Лекси – настоящее наслаждение, и она придает мне силы. Не знаю, был ли бы я без нее таким энергичным. Я смотрю в ее доверчивые глаза и делаю все для того, чтобы она могла думать: «Эй, дэдди, ты правильно сделал, что меня родил, у меня будет замечательная жизнь». Я принуждаю себя не работать допоздна, чтобы еще успеть повидать ее до 20:30, когда ей пора спать. И встаю в 6 часов завтракаю, а потом играю с ней. Ей теперь три – особенный возраст. Все вокруг интересно.

– Ей нравится музыка?

– Да, очень! Она мчится к любым клавишным, которые видит. И к другим инструментам – тоже. Она играет на них и может танцевать под музыку до бесконечности. В настоящий момент – под „I Took a Trip On a Gemini Spaсeship“. И с удовольствием наряжается перед зеркалом – ну точно, как папа.

– У нее есть няня?

– Нет. Мы вполне можем сами о ней позаботиться. Даже при том, что Иман занята как шефиня своей косметической фирмы „I-Iman“. Единственная проблема – это турне. Не сейчас, а позднее, когда Лекси пойдет в школу. Сейчас как раз время для большого турне – я в полной форме, группа – тоже, мы все с удовольствием предвкушаем путешествие, и Иман с Лекси будут нас сопровождать на продолжительных участках пути. Я всегда обещал Иман взять ее с собой в Австралию. На сей раз возьму. На каждом континенте, где мы будем играть, я найду центральный пункт, куда можно будет поселить семью...

– Это правда, что ты панически боишься самолетов?

– Сущая правда. Какое-то время я был способен пересечь Атлантику только на корабле – на «Королеве Елизавете Второй». Если у меня слишком сильный стресс, тогда мне приходится путешествовать на автобусе, поезде или корабле. Но в этом турне снова придется летать, от этого никуда не отвертеться. Я ненавижу летать – всю жизнь ненавидел!

– Еще какие-нибудь фобии?

– Нет, только эта. Я завидую людям, которые любят летать. У одного моего друга, Эрдала Кизилкая, есть собственная «сессна». Он мне вечно рассказывает удивительные байки: «Я – только что из Женевы. По дороге был потрясный шторм. Самолет болтался, как сумасшедший. Как жаль, что тебя там не было!..» Приходится каждый раз говорить – ни за что не хочу с тобой летать. Но, по-видимому, среди знаменитостей бывают действительно отличные пилоты.

– Джон Траволта, например...

– Ох, я слыхал, что с ним лучше не летать... Нет, скорее Том Круз. Этот наверняка несравненный пилот. Точно как в его фильме „Top Gun“. И еще Харрисон Форд должен быть хорош. По крайней мере, так говорит один мой знакомый, который летал с ними со всеми.

– Ты никогда не пытался побороть свой страх?

– Нет, не представляю себе, каким образом. Вот с курением я боролся всеми мыслимыми и немыслимыми средствами. Имплантировал в уши что-то, вроде артиллерийского склада, позволял у себя на спине жечь курительные палочки, даже гипноз пробовал. Был у лучшего английского гипнотизера, и он меня заговаривал и заговаривал – до посинения, но я просто не впадал в транс, и все тут. Моя задница уже чертовски болела, потому что я сидел на деревянном стуле. Но я не хотел двигаться, потому что он был таким милым человеком, и я не хотел разрушать его веру в то, что он может отучить меня от курения. Через полчаса он мне сказал: «Ну вот, теперь ты больше никогда не будешь курить». Я вышел на улицу и тут же закурил. В конце концов помогла мне только сила воли.

– Хочется иногда сигаретку?

– Нет. Но настоящее испытание будет в турне. Но я действительно не хочу больше курить. Всякие тяжелые осложнения – это не совсем то, что хочется заиметь под старость. Я раскопал в интернете, что в сигареты засовывают 420 разных вызывающих привычку химикалий. А в легкие сигареты еще больше, потому что они знают: те, кто курит легкие сигареты, хотят бросить. Я тогда еще нашел себе крутой скрин-сэйвер: «Жизнь – это перерыв между перекурами!» Печально, да?

– И что, ты себя теперь действительно лучше чувствуешь?

– Конечно! Каждый раз, когда меня спрашивают, как мне удается так молодо выглядеть, я всегда говорю, что с 1973 года не снимаю маску. На самом деле я всегда держал себя в форме – боксом и прочим спортом. И уже через неделю после того, как я бросил курить, я мог продержатся в спортивном зале значительно дольше. Кроме того, с тех пор стало все вкуснее.

– Какие у тебя еще хобби, кроме бокса?

– Я – фанатический интернет-серфер. Считаю интернет одним из самых великих изобретений. Теперь никто не имеет права утверждать, что не может  получить информации о политическом и социальном положении дел – теперь все доступно. Кроме того я с удовольствием езжу по окрестностям на своем «зэппи»

– Что это такое?

– Маленький электророллер, со скоростью до 20 км. в час. Просто отрыв. Я люблю водить машину, но в Нью-Йорке «зэппи» – лучший экипаж. Еще я устроил себе голубятню на крыше. У меня там даже есть маленькая кофеварка, чтобы я мог себе сварить кофе, пока кормлю голубей. Меня на это сподвиг Моби, который живет как раз напротив. Может, мы будем когда-нибудь слать друг другу музыкальные идеи голубиной почтой. Но в основном я провожу свободное время за чтением.

– Ты слушаешь новые диски?

– Само собой. Мои фавориты в настоящий момент – Блёр, Грэнддэдди, Радиохэд и Дэнди Уорхолз.

– А что ты сейчас читаешь?

– Только что прочел «Хаксли в Голливуде». По-видимому, Хаксли в момент смерти раскусил ЛСД – то ли невероятное идиотство, то ли невероятно смелый акт, я сам еще для себя не решил, как это оценивать. Тем не менее: ВАУ! А сейчас я читаю «Тайное Евангелие от Фомы» Элен Пэйджелз. Она – гностик, занимается историей раннего христианства. Для такого запоздалого христианина, как я, очень интересно.

– Так вот как ты себя определяешь – «запоздалый христианин»?

– Думаю, да. Я бы с удовольствием сказал о себе, что я – атеист. Но это не так. У меня проблема с тем, чтобы окончательно отказаться от веры и принять то, что не существует никакого плана, никакой стратегии, никакой структуры, что мы все просто плаваем в хаосе. Прежде чем я это проглочу, дам вере еще один последний шанс. И если не христианской, то какой-то другой духовной вере. Постепенно перетечь в буддизм было бы самым лучшим – там моя зона безопасности.

– Да ведь ты это уже в 18 лет попытался сделать. И тогда твой учитель отослал тебя вон со словами: «Ты – не буддист, ты – рок-звезда».

– Ха-ха-ха, верно! Но постепенно я подхожу к нужному возрасту. Как в китайской культуре, когда мужчины начинают курить опиум в определенном возрасте, так и я хочу в определенном возрасте погрузиться в спокойное, почти медитативное состояние. Вот и все о моем новом альбоме. Ха-ха-ха! Опять о музыке не поговорили...