– Я хотел бы вас спросить, вы нервничаете перед такого рода мероприятиями?
– [пауза] Нет! Мой бог... [смеётся]
– А когда-нибудь нервничали?
– Честно говоря, я не помню. Не думаю, что я сделал много [пресс-конференций]. Четыре – что-то вроде того. Эта – четвертая.
– А вы в каком-либо роде разыгрываете всё это?
– Ну конечно, само собой. Как видите, всё это тщательно отхореографировано. [всеобщее веселье].
2.
– Привет. Вы сказали в одном интервью в «Стэндард», что... Вы говорили о тирании мэйнстрима и как такой альбом, как „Outside“ призван избегать его.
– Да. Я даже предположил – успешно избегать [смеётся].
– В самом деле. Вы считаете, что всё ещё можете сказать, что никогда не имели мэйнстримного успеха? Вы по-прежнему говорите о тирании мэйнстрима?
– Думаю, да. Потому что моим основным интересом перед тем, как у меня появился такого рода успех, было вообще-то... Всё, что я покупал, всё что я ходил смотреть и всё, что я слушал, всё это были вещи «с периферии». Я всегда интересовался больше границами... хм... жизненных проблем, чем тем, что происходит в центре. Центр кажется простым словарём, что-то в этом роде... По крайней мере, он не будоражит моего воображения.
– Вы считаете, что вас вдохновляет только «настоящее» искусство?
– Нет. Думаю, меня вдохновляют оба. Думаю, на меня оказывают влияние как популярное искусство, так и малоизвестное, скрытое [diffident] искусство. Но я всего лишь... Я – существо, не лишенное эклектизма, верно? [деланным голосом:] Сказали бы вы, что я – слегка гибрид? [смеётся].
3.
– Привет.
– Халло.
– Я читала одно интервью, где приводилась цитата Пикассо, что у него ушло 40 лет на то, чтобы научиться рисовать, как ребёнок.
– Да?
– Вы всё еще добиваетесь такого рода простоты, или...
– Нет, не думаю. Думаю, я предпочитаю... Знаете, он сказал ещё одну интересную вещь, когда кто-то заявил ему, что то, что он делает, может сделать любой трёхлетка. Он ответил: «Да. Но очень мало взрослых.» Что я считаю чудесным комментарием. Но я лично больше люблю... э-э... Я люблю сложности, мне нравятся вещи, кажущиеся бесконечными загадками и ... э-э...Мне всегда нравилось таинственное искусство, возможно, многослойное и... Мне нравятся переменчивые вещи [fickly-textured things]. Брайан Ино, возможно, больше в духе [Пикассо]. Он исходит из гораздо более простых, минималистских вещей. Короче, он – минималист, разве нет? Он всегда носит только черный кордюрой, а это верный признак минимализма [всеобщее веселье].
4.
– Привет, Дэвид!
– Привет.
– В Америке вы создали, кажется, что-то вроде кибер-кино-опереточного шоу, много общались с Трентом Резнором...– Прощу прощения, вы имеете в виду то шоу, которое я только что отыграл в Америке?
– Да.
– Нет, наоборот, оно было совсем не театральным, честно говоря. Всё, что мы использовали, это освещение, но в целом шоу состояло просто в исполнении песен. Они были автономными произведениями, ни в каком плане не связанными друг с другом. И я добавил много старых, возможно, менее известных песен... Ну, то есть, люди, покупавшие мои альбомы, их знают. Я не отнимаю у вас вопрос, мне просто нужно было это уточнить, я только временно замещаю вас [смеётся]. Извиняюсь, что перебил.
– Ничего страшного.
– Продолжайте.
– Вы много взаимодействовали с Найн Инч Нэйлз и Трентом Резнором.
– Да.
– Моррисси столь же привлекателен и занимателен, как Трент?
– Трудно сказать, понимаете, я едва ли контактирую с Моррисси. Думаю, нам удастся сказать друг другу «хэлло» завтра вечером. Я просто не вижусь с этим парнем. То есть, я имею в виду, он кажется... Я думал, что ЭТО Я – затворник, но ЭТОТ парень... [всеобщее веселье]. К этому парню просто не возможно пробиться. [деланным голосом:] Он никогда не отвечает на мои телефонные звонки [смеётся].
[Кто-то из зала восклицает:] – А вот он о вас хорошо отзывался!
– Давайте проясним, я вовсе не говорю о нём ничего плохого, нет, я думаю, он – просто замечателен, я думаю, он – один из лучших британских песенников, мне кажется, он – что-то вроде Аллана Беннета от рока. [всеобщее веселье]. Мне кажется, он очень восприимчив к... своего рода британской чудаковатости. В нём есть нечто очень в духе 50-х годов. Фигура, вроде Джона Осборна. Думаю, это будет весьма приятно [иметь дело с Моррисси], думаю, будет очень весело. Но Трент и я... понимаете, мы репетировали еще задолго перед турне. И этот процесс продолжается, потому что мы собираемся проработать вместе еще два-три месяца. Мы собираемся совместно записать что-нибудь. Больше в духе того: посылаем друг другу плёнки, переделываем в них что-нибудь и посылаем обратно – что-то вроде головоломки. Мне очень нравится работать с ним, он хороший ребятёнок.
5.
– Привет, я Пьер [Пирамо или Пирабо], французский журналист.
– Халло.
– Ваш трэк „Hearts Filthy Lesson“ – в фильме „Seven“. Смотрели ли вы окончательную версию фильма и предлагали ли остальные песни для саундтрэка?
– Нет. Режиссер, Дэвид Финчер, спросил звукозаписывающую компанию, может ли он использовать этот трэк в фильме. Я посмотрел этот фильм только на позапрошлой неделе.
– Вы не думали, «о боже, они должны были использовать весь альбом, как целое» – что-нибудь в этом роде?
– Нет, если честно, я был рад, что они использовали только этот трэк. [всеобщее веселье; после паузы:]. Кстати, думаю, Морган Фримэн был абсолютно блестящ.
6.
– Работая в студии вы использовали компьютер для создания текстов. Искали ли вы созданной компьютером счастливой случайности или преднамеренного хаоса?
– Знаете, процесс кажется более случайным, чем результат. Я долго размышлял над этим пару недель назад; мне задали очень похожий вопрос – ищу ли я абсолютной случайности... Э-э... Я, вообще-то, нахожу некую связность... Есть некий континуум скажем, в песне – не знаю, насколько вам хорошо знакомы песни с этого альбома – скажем, в „The Voyeur of Utter Destruction“, которая процентов на 70 сделана компьютером. Но это мой выбор, каким именно образом чередуются строки. И думаю – нескромно – что это тот же способ, каким Берроуз или Джойс располагали фразы. Есть некая единая нить, нечто вроде общего смысла, пронизывающего песню. То есть, она может получиться из случайных обстоятельств, но в ней всё равно имеется, если не логика, то толика рациональности.
– Значит, вы 100-процентно довольны таким способом написания?
– Да, мне очень нравится такой способ работы. Но если я не работаю таким способом... Э-э... Я не очень хороший писатель, зато мой выбор очень хорош. В этом моя сила. Я могу интуитивно почувствовать, где скрыто интересное значение или крайность, или заявление. Я обычно легко могу это распознать.
– Большое спасибо.
7.
– Привет, я – Кики из Германии.
– Привет [широкая улыбка].
– Мне хотелось бы узнать: в оформлении альбома вы использовали много фрагментов из дневника. А вы сами ведёте дневник (как это делают модели, что-то в таком духе)?
– Знаете, я вообще-то действительно вёл его с тех пор, как написал эту историю. Я никогда не вёл дневника до сих пор, только последний год.
– Но есть отрывки, оставшиеся от того периода в 1977 году, когда вы...
– Хотел бы я, чтобы я вёл дневник в тот период. [всеобщее веселье]. Боже, вот уж хотел так хотел Моя жизнь кажется такой размеренной в течение этих последних 12 месяцев [смеётся]. И что считать главными событиями, больше совсем не очевидно.
8.
– Привет, Дэвид!
– Да?
– Как поживает ваша жена?
– Она ПОЖИВАЕТ[doing] очень хорошо [всеобщее веселье].
– Я раскручивала ваш гиг в Гонконге в 1983 году.
– О, да-да-да.
– Помните?
– Да, я отлично помню.
– Вы не собираетесь сотрудничать с Доминго или Паваротти, как это сделал Боно?
– Нет! Это не стоит в моём списке неотложных дел, мягко говоря [всеобщее веселье].
9. [вопрос из задних рядов зала, почти не слышно, но что-то на тему того, что плакат (обложка) к альбому как будто отражает идею, что самоистязание и самовыражение идут рука об руку в современном искусстве, и не является ли это мрачной перспективой на будущее].
– Нет, я думаю, что это едва ли... Я представляю себе то, что происходит сейчас не только в живописи, но и во всей популярной культуре в целом, почти что очищением перед началом нового тысячелетия. Могу представить себе, что в начале нового тысячелетия, всё будет исключительномиленьким и мелодичным. [улыбается]. Совсем не думаю, что всё это предвещает зловещее будущее. Я, вообще-то, вполне позитивно настроен на будущее. Думаю, многое из этого имеет в своей основе ритуал, поиск духовных основ, которые пошатнулись, как и всё вокруг, говоря о жизни в конце ХХ века. Духовных – должен я добавить – а не религиозных. Духовных основ.
10.
– Привет опять.
– Ха-ха, привет опять.
– Вы создали всех этих персонажей для альбомов «Inside“ и „Outside“. Как, в плане идентификации, это отличалось от ... э-э.. скажем, от роли в каком-нибудь фильме. Вы ведь говорили, что не особенно любите сниматься в фильмах.
– Да, я не особенно люблю играть.
– Почему же тогда вы создали всех этих персонажей?
– Теперь мне удается вполне легко играть роль [the part] автора – это каламбур! Я чувствую себя вполне хорошо в такой ситуации. Мне не составляет труда дистанцироваться от вещей, о которых я пишу. Тогда как 20 – 25 лет назад я чувствовал себя гораздо в большей степени связанным с персонажами, о которых писал. Потому что в то время я был неуверен, как определить параметры того, о чем пишешь. Я не знал, сколько меня самого должно быть в этом, или... Я тяжело учился. Может быть, я был очень наивным, но всё это очень сбивало меня с толку. Теперь мне нравится писать, как создатель беллетристики. Вот что мне нравится. Я бы хотел писать больше прозы, на самом деле. И... я не знаю... получить в качестве приза книгу. Не обязательно свою собственную, кого-нибудь другого, мне всё равно [всеобщее веселье].
11.
– Хэлло, Дэвид. Я бы хотела знать; когда вы побывали в «Гуггин» („Guggin“), какие были ваши впечатления, и как вы использовали их при создании альбома?
– «Гуггин» произвел на меня потрясающее впечатление. Для тех из вас, кто, возможно, не знает, это психиатрическая лечебница в предместье Вены, в Австрии. Наш с Брайаном Ино общий друг, Андре Хеллер, художник и одновременно что-то вроде антрепренёра, предположил, что нам бы понравилось поработать там, возможно, совместно с тамошними обитателями. Или просто посмотреть на «Гуггин», посмотреть, что там происходит. Что это такое на самом деле; это больница, где 100% обитателей вовлечены в живопись. Кажется, этот эксперимент был начат в середине 60-х?.. Вы не знаете?... Думаю, в середине 60-х. Так много пациентов в больницах самой Австрии и неподалёку от нее выявили склонность к живописи, что было решено выделить в здании отдельное крыло, где бы они могли изучать и создавать разные вещи, и это стало основой того, что позднее назвали «аутсайдер-искусством». Мы поговорили с тамошними пациентами и посмотрели их работы, и я заметил, что... Короче, они, конечно же, напомнили мне основанный Дюбюффе [Dubuffet] швейцарский музей под названием «Л’Ар Брю», («L’Art Brut») который находится в Лозанне. Думаю, похожий источник идей. Мне просто нравится ощущение исследования и отсутствие самосуждения в работах этих художников. Мне это очень понравилось и внесло свой вклад в атмосферу альбома.
12.
– Привет, Дэвид, я – [Мартин?] из Дании. Вы не могли бы немного рассказать мне о вашей очарованности 2000-ным годом?
– Я бы не назвал это очарованностью 2000-ным годом. Это скорее любопытство, почему всё происходит именно так, как это происходит сейчас. Что я имею в виду: в сюжете альбома, возможно, присутствует идея 2000-го года как барьера, но на самом деле речь на нём идет о годе 1995-м. Что мы с Брайаном надеемся сделать, так это, в частности, создать цикл из 4-х – 5-ти альбомов в качестве музыкального или текстуального дневника заключительных 5-ти лет 90-х годов. Содержание на самом деле не в том, что... Содержание может заключать в себе 2000-й год, но смысл – в ткани текущего года.
13.
– Дэвид!
– Да?
– Я – тоже из Австрии...
– О, привет!
– ... так что мой вопрос: это правда, что вы хотели поработать вместе с Андре Хеллером над этим циклом?
– Да, у нас была идея... Что мы с Брайаном хотели сделать, так это создать такого рода ситуацию, которой никогда в реальности не существовало, но отснять её так, как будто бы всё это действительно произошло. Мы собирались снять документал о каком-нибудь, связанном с альбомом, событии, которого никогда не происходило. Но наш с Брайаном и Андре замысел вышел из-под контроля и стал превращаться в дорогостоящую продукцию. Люди вокруг принялись рассуждать в масштабах миллионов долларов, после этого нам внезапно заявили, что, если мы хотим снимать за такие деньги, то тогда это должно выглядеть подходящим для телевидения образом, и всё такое. А мы-то с Брайаном думали сделать что-нибудь за пару тысяч, понимаете, чтобы по крайней мере сохранить художественный контроль. Но всё это так разрослось... просто превратилось в какую-то амбициозную телепродукцию, так что мы решили лучше оставить эту идею, чем быть втянутыми в такую чепуху.
14.
– Привет опять. Вы знаете на этом этапе, как именно закончатся эти дневники и закончатся ли вообще в какой-то определенный момент?
– Да, думаю, они закончатся 2000-ным годом. То есть, возможно, учитывая наш с Брайаном метод работы, сюжет отступит в сторону на следующем альбоме. Мы, честно говоря, не знаем, продолжится ли сюжет или нет. Или он неожиданно снова всплывёт на 4-м альбоме, что-нибудь в этом духе. Мы не знаем этого, потому что не знаем, каким будет ощущаться следующий год. Звук того, что происходит на альбоме, определяется предыдущим годом. [ухмыляется].
– Ещё вопрос: а сами вы случайно не чувствовали соблазна поэкспериментировать с такого рода искусством, я имею в виду убийство? [всеобщее веселье].
– [с каменно-серьёзной миной]... Э-э... много раз, но это никогда не было связано с искусством. [всеобщее веселье].
– Не припомните какого-нибудь случая?
– Я пару раз чувствовал себя вполне готовым кое-кого убить, да.
– Спасибо [за ответ].
15.
– Мы слыхали, вы собираетесь в турне по Европе. Что заставляет вас продолжать [гастролировать]?
– Думаю, возбуждение от новизны материала – вот то, что вытягивает меня из дому. Это единственная причина, которая может заставить меня отправиться в турне. Не думаю, что я могу просто бесконечно гастролировать без всякой причины. Я, вообще-то, не слишком зациклен на выступлениях, потому что я... не знаю... через неделю я просто не вижу смысла в том, чтобы гастролировать дальше. Но в плане логистики это [бросить турне] просто невозможно, так что... Это задание на дальнее будущее; или, может, я буду гастролировать только каждые 4 – 5 лет.
– Означает ли это, что людям, которые хотят на вас взглянуть, лучше всего отправиться на первые два выступления в Финляндии и Швеции? [Всеобщее веселье].
– [смеётся] Да нет, вообще-то я – боец, никогда не подвожу. Но я понимаю, что вы хотите сказать. Думаю, вам всем лучше всего прийти прямо завтра вечером [всеобщее веселье]. Чтобы нам быстрее покончить со всем этим.
16.
– У вас сохранилась какая-нибудь Уорхоловская меморабилия от фильма, в котором вы его играли? Ботинки-пиджаки?
– О, нет-нет. Музеи настоятельно требовали всё это обратно. Я мог бы прихватить парик. У него их были сотни. Просто-таки сотни. И все их сделал один парень с Бродвея, в каком-то странноватом местечке, где изготавливают такие парики. То есть, у него не было шикарных париков, ничего такого. Но кое-кто, очень хорошо его знавший, рассказывал мне, что каждые пару недель он звонил и приглашал постричь ему волосы. Не объясняя, что это парик. Он просто сидел и говорил [изображает Уорхола]: «Пожалуйста, немного покороче сзади». Как будто бы они отрастали [всеобщее веселье]. Мне ужасно хотелось поверить в эту историю, по-моему, она такая таинственная.
16) [Не разобрать вопроса, но что-то на тему того, что в том году в кино много похожих на «Аутсайд» фильмов, и что «Аутсайд» местами переходит в настоящий сценарий].
– Думаю, в альбоме много уместного и совпадающего с данным временем. Кажется, говоря о популярной культуре, за последние несколько месяцев было выпущено огромное количество фильмов про серийных убийц. Один из них, под названием „Copycat“ – не знаю, вышел он здесь уже или нет, – но персонаж оттуда, типичный такой детектив, восклицает в одном месте: «Мой бог, он хочет заставить нас думать, будто его убийства – это искусство.» Что, вообще говоря, не имеет ничего общего с моим альбомом, но факт в том, что люди действительно мыслят в таких категориях. Недавно, около месяца назад, один художник по имени Чарльз Скарборо сделал выставку в Филадельфии (а мы как раз были в Филадельфии с концертом), выставку, называвшуюся «Серийные убийцы». Просто кучи человеческих останков плюс скальпели и весь набор инструментов, ассоциируемых с серийными убийцами. Я всего лишь читал обзор, я туда не ходил, мне что-то не хотелось на всё это смотреть. Я, вообще-то, знаете, не так уж интересуюсь всем этим [смеётся]. Просто... Мне показалось, что это даёт представление о жестокости спиритуальной жизни людей в настоящий момент. И я просто, как бы сказать, ненадолго окунулся в эти тайные воды. Я – камера. [Ждёт реакции, показывает, что пора смеяться.] – «Ха-ха-ха».
[Кто-то из зала:] – «Ха-ха-ха!»
– Спасибо!
17.
– Привет, я – Патрик из Франции.
– Привет.
– Я читал, вы говорили, что не хотели создавать мелодий на этом альбоме. Почему? Что, мелодии противоречат тому миру, который вы хотели создать?
– Да, моя основная проблема в этом деле – то, что я естественным образом сбиваюсь на них. То есть, ничего не могу поделать, из меня просто выскакивают мелодии. Я с этим борюсь всю дорогу, а Брайан борется с этим ещё больше. Мне это просто очень хорошо удаётся, писать мелодии. Но в своём ослином упрямстве, я всё время норовлю свернуть с этой дорожки, иначе это просто превратилось бы в штамповку. Мне было бы так просто штамповать симпатичные мелодии альбом за альбомом, и убегать из здания, насвистывая весь сет [ухмыляется]. Нет проблем.
– Так вы больше не охотитесь за совершенной поп-песней?
– Нет, мне гораздо больше нравится делать что-нибудь с самой музыкой, чем создавать песни. Песни не так уж интересуют меня, на самом деле. Они – просто... ВЕЩИ. Короче, мне гораздо больше нравится сидеть [за пультом] и размышлять: «Да, мне лучше развернуть музыкальную ткань в эту сторону». Заставлять музыку проделывать разные штуки. Что-то вроде тщеславной идеи о поворачивании вспять рек. Мне не интересно строить лодки.
18.
– Привет. У меня сложилось впечатление, что на альбоме вы во многом полагаетесь на импровизацию.
– Да, совершенно верно.
– Насколько это важно, когда вы выступаете на сцене? Этот элемент по-прежнему присутствует?
– Да, очень интересный момент. Думаю, в контексте нескольких песен импровизация в определённой степени присутствует. Но просто удивительно, насколько трафаретным [в остальном] это становится... Думаю, это зависит... Э-э... Знаете, это настоящий вызов [больше импровизировать]. Вы совершенно правы, это интересный момент – насколько далеко можно заходить на сцене. Представляю себе, что если бы я захотел потерять зрителей АБСОЛЮТНО [смех в зале]... Кажется, я делаю в настоящий момент всё для этого. Но идея строить каждое выступление на полной импровизации... [микрофоны внезапно издают резкий треск]... Именно! Я сам не смог бы сказать лучше [всеобщее веселье]. Короче, это очень соблазнительно! [Потирает руки в показном предвкушении].
19.
– Привет, Дэвид, я [бла-бла-нос] из Греции.
– О, привет! Пи.Джей.Харви играла там недавно. Вы ходили на концерт?
– Нет, вообще-то я сейчас живу здесь, в Англии.
– А!.. Ей очень нравятся Афины.
– А вы не собираетесь там выступить?
– Я подумывал о многих странах, которых в настоящий момент нет в списке. Кажется, 3 или 4 варианта как раз обсуждаются, так что – вполне возможно. Я ведь собрал то, что считаю группой своей мечты. Они все – просто лучшие музыканты из всех, с которыми я когда-либо работал, и я постараюсь не распускать группу так долго, как только возможно, потому что как только мы остановимся... У них у всех своя карьера, и мне грозит сразу же потерять их всех до одного, так что я буду продолжать и продолжать, и продолжать [выступать].
20.
– Дэвид, два вопроса. Во-первых, как вам снова играть с Майком Гарсоном, и во-вторых, какие из музыкальных стилей, артистов и групп 80-х и 90-х вы считаете интересными?
– Ох, очень много... Боже... Э-э... Отвечая на первый вопрос, насчет Гарсона; я, вообще-то, снова начал работать с ним еще на альбоме „The Buddha of Suburbia“, который изначально задумывался как саундтрек к телесериалу на Би-би-си пару лет назад. Майк поработал со мной на этом альбоме, и я был поражен, что он до сих пор не потерял вкуса к игре на гране дозволенного [for playing around at the edge of the pool]. То есть, он играет всё так же эксцентрично и причудливо, он, кажется, совсем не... О! И он ведь играл в Калифорнии вместе с некоторыми очень интересными людьми. Он играл джаз в течение последних 15 лет или около того. Конкретно, со Стэнли Кларком. Он играл с ним время от времени... Э-э.. Короче, мне по-прежнему очень нравится играть с Майком.
По поводу новых артистов; их тысячи. Что приходит на ум немедленно, так это... Кто меня действительно интересовал... Думаю, лучшей группой 80-х были «Пиксиз». Это просто катастрофа, что Фрэнк распустил их в самое неподходящее время. Честно, я думаю, они были бы такой важной группой теперь, если бы остались вместе. Очень жаль. Ну и как обычно бывает с группами, у Фрэнка просто не хватило сил... У этой группы была такая действенная химия. Жаль, что он решил пожертвовать ими ради сольной карьеры. Но, опять же, я не знаю всех личных разногласий в группе, я только знаю, что в ней были личные разногласия.
Еще – и не только потому что я только что с ней поработал – Пи.Джей.Харви, думаю, просто замечательна. Трики тоже великолепен. Это что касается Британии...
Да! Альбом Скотта Уокера вышел в этом году, ну и, как всегда, его НИКТО не купил. Кто-нибудь из вас купил его?
– [кто-то из зала:] Да!
– Правильно сделали! Дайте этой женщине пирожок. По мне, так это самое серьёзное и смелое произведение из всех, что я слышал за многие годы. Мне кажется, этот альбом просто потрясающ, абсолютно велик. Как ни забавно, я не слышал его по радио... [всеобщее веселье].
21. [камера отрубается, так что вопрос полностью отсутствует.]
– ... Почему? То есть, а что, есть ещё кто-то, вроде Аллана Беннетта?
– Нет-нет-нет, я имела в виду, почему вы выбрали для завтрашнего [концерта] именно Моррисси?
– Окей. Знаете что, мне придётся сказать честно. Я не знаю, каким образом это произошло... [микрофоны опять начинают трещать, так что пару слов не слышно] ...спросить, хочет ли он участвовать в этом европейском турне, и я просто ухватился за эту возможность, когда он ответил «да». Потому что я считаю его по-настоящему хорошим сочинителем.
– Вы собираетесь выступить вместе?
– Нет. Если только он не заявится сюда прямо сейчас [смеётся].
– А как вы можете опираться на его музыку, после того как только что сказали, что хотите импровизации и не хотите создавать песен?
– Да. Ну, я думаю, опять же, что Моррисси не пишет их с трафаретным подходом. То, как он выражает себя, это его, личный подход. Меня поражает, что он пишет, не считаясь с представлениями публики о нём. Что для меня лично – наиболее важный критерий. Если я смотрю на – или слушаю – произведение и чувствую: «а, ты хочешь мне понравиться», то это меня как правило сразу же отталкивает.
22.
– Привет, снова я. В контексте духовного обновления, которое вы ищете...
– Ну, я его уже нашёл! [смеётся]
– Хорошо, от лица других: как вам не терпится сыграть в Белфасте на следующей неделе?
– Очень не терпится.
– А когда вы в последний раз там были?
– Должно быть, в 70-х. Я играл в Дублине, что – конечно же! – совсем другое дело, а вот в Белфасте я не выступал уже очень давно.
– Вы там бывали [просто так]? Посещали город? У вас есть там друзья?
– Нет, не посещал. Да, у меня есть друзья родом из Белфаста, но я сам туда не наведывался. Так что я, конечно же, в нетерпении.
23.
– Дэвид!
– Да?
– Я слыхал, вы пару раз посещали Южную Африку?
– Только один раз.
– Кейптаун?
– Йоханнесбург тоже.
– В ваших картинах много африканского влияния. Как думаете, оно может пробраться и в вашу музыку? И не хотелось бы вам сыграть в новой Южной Африке в 1996 году?
– Мне очень хотелось бы сыграть в новый Южной Африке, и я ухвачусь за первую же возможность, как только она представится.
Некоторые мои друзья сознательно пытались открыть её заново – и я говорю, заново, поскольку африканская музыка была, по сути, колыбелью всей современной поп-музыки... Такие люди, как Дэвид Бирн и сам Ино в конце 80-х работали в этом направлении. Мой же подход включает в себя работу с сильными американскими ритмами плюс положенным поверх евроцентристским эмбиенсом. Вот, вкратце, в чём моя работа.
– Жаркий ритм на фоне пасторали?
– Возможно, вы правы. Не знаю. ВЫ мне скажите. Я – самый неподходящий человек для анализа моей работы.
24.
– По поводу вашей работы в области живописи. Я не знаю, насколько близко вам знаком проект „Self Storage“...
– Да, тот, который Брайан сделал.
– Верно, и не собираетесь ли вы тоже поработать с такого рода инсталляциями?
– Да, меня попросили сделать две в следующем году, когда закончится это турне. Так что в следующем году я их сделаю, чем очень доволен. Думаю, самая странная из них – это, когда мы с Дэмиеном Хёрстом обменивались идеями после того как один его фэн оставил ему своё тело в завещании. Но, думаю, нам придётся ждать очень долго, потому что он относительно здоров и совсем молод, но непременно хочет, чтобы Дэмиен включил его в одну из своих работ, когда он отбросит свою бренную оболочку. Так что мы обменивались идеями насчёт того, как бы нам её использовать. Ну, и кое-что придумали, но это явно будет долгосрочным проектом [всеобщее веселье].
– А вы не собираетесь сделать какую-нибудь инсталляцию совместно с Брайаном Ино?
– Это интересно. Я не знаю. Мне надо будет об этом подумать. Я, вообще-то, собирался сделать их в одиночку, но почему бы не сделать их с кем-нибудь ещё. Так что, если у вас есть какие-то предложения, пожалуйста, излагайте. [широко улыбается].
– Окей, подумайте об этом!
– Окей! [улыбается ещё шире].
25.
– Вы использовали песню „Strangers When We Meet“ дважды. Это из-за изменившегося контекста?
– Нет, всё гораздо проще. Я просто счёл, что это чертовски хорошая песня; мне показалось, что первый раз она как-то потерялась, так что я решил: «Ладно, засунем её публике в глотку ещё раз».
– Один человек сказал после прослушивания «Аутсайд»: «это как раз то, что мне нужно было для прекращения спазм в желудке»...
– Что, „Strangers...“ в конце?
– Да.
– О, как это деликатно с его стороны [всеобщее веселье]. Почему бы прямо не сказать, что думаешь?
26.
– Дэвид, вы начали «Аутсайд» в студии с совместного джема со своими музыкантами, при этом дав им всем разные темы. Вы не хотели, чтобы они играли гармонично или по какой-то ещё причине?
– Вообще-то, самая первая вещь, которую я попросил их сделать, это украсить студию. То есть, мы их заставили красить стены, клеить обои, класть ковры, короче, оформление. И, надо сказать, после этого их было трудно заставить вернуться к инструментам. Потому что каждый... В каждом музыканте, как я выяснил, засел декоратор по внутренним интерьерам [смех в зале]. Мы использовали любую уловку, чтобы заставить их прекратить быть обычными... Самая ужасная вещь, когда вы приходите в студию, это мысль: «Ты должен сделать этот альбом!», понимаете? Эта мысль окрашивает всё кругом. Короче, мы пытались освободиться от этих ужасных тисков серьезного индустриального подхода – «вот чего ждёт от нас индустрия грам-записи», всё такое. Так что мы готовы были использовать практически всё, что угодно, лишь бы люди забыли о том, что записывают альбом. Идеальная ситуация, это когда происходит нечто, и вдруг это нечто оказывается записанным. Это трудно, добиться такого рода условий. Но можно попытаться подойти к ним как можно ближе, вместо того, чтобы думать: «вот студия звукозаписи, и ты должен изобразить нечто, подходящее для студии».
– А вы планируете устроить что-нибудь в этом роде и для второй части «Аутсайд»?
– Да-да. Мы с Брайаном по крайней мере разработали некие параметры, пару идей... Мы подумывали о том, чтобы просто описать ночь в Нью-Оксфорд-Тауне или что-нибудь ещё в этом духе. Мы не знаем. Нам действительно хотелось бы знать, когда мы сможем снова вернуться в студию.
27.
– Дэвид, когда вы записывали этот альбом в студии «Маунтин»...
– Привет [Уолли], как дела? Чудесная причёска! [ухмыляется].
– Большое спасибо! А у тебя чудесный парик. Это один из Энди-Уорхоловских? [всеобщее веселье].
– Спасибо, но...
– Ты его подстриг, да?
– Нет, это не Эндиевский... Это вообще-то настоящие волосы...
– Да я знаю, знаю...
– Только мелирование ненастоящее...
– Возвращаясь к студии «Маунтин». Когда ты там был вместе с остальными музыкантами, по мере того, как разворачивался дневник Натана Адлера, он тебя шокировал? Удивлял?
– Да, честно говоря, да. Когда импровизируешь, думаю, вклиниваешься в подсознательные идеи и мысли. Думаю, так всегда со всем, что... выносишь на поверхность, что ли. Это, видишь ли, тот материал из которого сделаны кошмары, сны. Так что это всегда удивляет.
– Тебе нужно было создать так много разных вокальных настроений – тёмных и светлых. Что я хочу сказать: когда ты делал вокал, как ты подходил к нему? То есть... Потому что он получился просто гимнастическим – прыгает по всей шкале.
– Да... Это началось с 3,5 часов импровизаций, которые мы записали... Кажется, это было 20 марта 1994 г. И мы собираемся их когда-нибудь выпустить. Это и было настоящим зарождением всей этой истории. Абсолютно незаконченные импровизации на 3,5 часа. Там много самых настоящих импровизированных диалогов. Кое-что из этого и в самом деле предельно странно, действительно необычно. Это было слегка... Альбом, получившийся в результате, «Аутсайд», более упорядоченный, чем эта изначальная штука.
28.
– Дэвид!
– Да?
– Насколько для вас важна живопись и думали ли вы когда-нибудь оставить музыку и полностью посвятить себя живописи?
– Нет. Просто не могу представить себе такое время, когда бы я перестал создавать музыку. Я слишком люблю её. Она и в самом деле как эликсир жизни для меня. Своего рода источник питания. (И я пытаюсь сказать это с улыбкой!) Но это и в самом деле так. Я получаю от неё слишком большое удовольствие. Но с другой стороны я точно так же люблю сочинять тексты, люблю рисовать, мне нравится любой вид... Э-э.. попыток определить своё место во вселенной. И они все, полагаю, должны быть связаны для меня с такого рода вещами – творческим выходом.
– Считаете ли вы это работой или хобби, или...
– Нет-нет, это просто... Это так же натурально, как дыхание. Это во многом просто часть меня.
29. [вопрос с дальнего ряда левого фланга]
– Привет, я из Норвегии. Не знаю, видите ли вы меня...
– Привет... Да, уже вижу.
– В недавнем интервью с одним из журналистов моей газеты вы говорили о том, что хотите создать что-то театральное... Что-то вроде мюзикла на основе этого альбома. Думали ли вы с тех пор об этом? Стоит ли нам ждать мюзикла или чего-то в этом роде?
– Э-э... Да, не столько мюзикл, возможно театральную пьесу на основе этих альбомов. Мне бы очень хотелось поработать с одним американским режиссёром, Робертом Уилсоном, который, по моему мнению, является одним из ведущих американских режиссёров последних 10 лет. Или даже дольше – начиная с 70-х, вообще говоря. Несколько лет назад он, вместе с Филипом Глассом, создал пьесу, о которой вы, должно быть, знаете, под названием «Эйнштейн на взморье». И я просто подумал, наверное, сотрудничество между Брайаном, Робертом и мной может оказаться вполне интересным. Я не уверен, что это подпадает под категорию того, что принято считать мюзиклом. Это должно стать театральной пьесой с музыкальным сопровождением [улыбается]. Что-то в этом роде.
