In English: jambase.com
перевод: nightspell

Вы играете с Боуи начиная с 1995-го. Как вы к нему попали?

Вообще-то он позвонил мне по телефону. Это сумасшедшая история. Он просто однажды позвонил как гром среди ясного неба. Без всякого предупреждения. Он меня разыскал и спросил, не хочу ли войти в группу на этапе Outside-тура с Nine Inch Nails. Вот так инициация! [смеётся]

На гитаре в том туре играл Ривз Гэбрелс из Tin Machine, верно?

Это был Ривз Гэбрелс, и ещё в группе был Карлос Аломар. Возможность играть с Карлосом – это подарок. Наверное, он – мой любимый гитарист Боуи. Из всего сонма боуивских гитаристов, Карлос – просто чудо. Он играет на гитаре, как никто. Он – великий ритм-гитарист, один из лучших в мире. Его стиль игры – почти утраченное искусство. Не быть впереди или вести, но знать своё место в группе и делать ни больше ни меньше, чем надо, – несомненно, это искусство. Карлос всегда был в этом хорош.

Очевидно, Боуи предъявляет высокие требования при выборе своих музыкантов. Поэтому, звонок от него, должен был стать большим потрясением.

Ещё бы! Только через два года я смогла его спросить, я была очень напугана (поначалу). Я была таким испуганным ребёнком, когда впервые присоединилась к группе больших музыкантов. Я очень боялась спросить Боуи, почему он меня выбрал, у меня ушло немало времени, чтобы набраться смелости и задать ему этот вопрос.

Что он ответил?

Ответ был очень интересным, потому что такого я не ожидала. Он видел меня на британском телевидении много лет назад, с моей сольной работой. Это было [снято] для моего первого альбома в конце 80-х [The Corporate World, 1988] в Лондоне. Я была на крупном лейбле, мне было 25 лет, и запись активно промоутировалась на ТВ. Он сказал, что сидел в лондонском отеле и щёлкал каналы, и увидел меня по телевизору, и я показалась ему очень интересной. Я пела, потом села на диван и говорила с ведущим шоу, а потом опять вроде пела, и он был очень впечатлён. И он тогда подумал, что, когда соберёт подходящую группу, хотел бы работать со мной. И этому суждено было случиться почти пять лет спустя, и я подумала, что бы я ни делала в той телепередаче, должно быть я была в ударе [смеётся]

Как назывался первый альбом Боуи, которым вы прониклись?

Мне нравился Ziggy Stardust, особенно "Suffragette City." Я играла в группе Top 40, когда мне было лет 15, и мы постоянно исполняли эту песню. Но моей любимой вешью Боуи была "Young Americans" – этот период. Это мой любимый альбом Боуи, и наверное следующий – Station to Station, а потом Low и Lodger, и все они. Как раз в тот период Боуи мне понравился. Я думаю, на тех альбомах он пел хорошо, как никогда – сама манера пения, особенно на Young Americans, и вообще весь его филадельфийский соул. Он стал петь более прочувствованно, и сами песни очень душевные, блестяще демонстрируют его голос. Я просто влюбилась в тот его период, но никогда не была большим фаном. Я почти не знала большую часть его раннего материала. Я слышала то, что крутили по радио Филадельфии [Гейл родилась и выросла в Филадельфии]. Я больше любила Queen и Steely Dan; более светлую музыку, чем у него... America и The Doobie Brothers.

Кстати, о Steely Dan, Дональд Фаген живёт неподалёку от вас – на севере штата Нью Йорк, насколько мне известно.

Да, я виделась там с ним несколько раз.

Вы пересекались на одной из сессий Левона Хельма (Levon Helm's rambles) в его Вудстокской студии?

Я была уже на двух. Это удивительный опыт. Мне очень понравилось. На одной из них я пробовала играть. Я говорила об этом с Ларри Кемпбеллом. Я могу выбраться и поиграть немного, когда будет вакантное место.

Концертный альбом Reality-тура звучит прекрасно. Это, несомненно, одно из лучших шоу Боуи, что я когда либо слышал.

Да, должна сказать, это звучит просто изумительно. Я была потрясена, потому что уже очень давно не слышала ничего из этого материала. Я не видела DVD с тех пор как он был сделан, не возвращалась к этому, не слушала старые альбомы, ничего. Поэтому, когда это пришло по почте, и у меня появилась возможность услышать это за несколько недель до релиза, я не могла поверить насколько изумительно это звучит. Звук намного лучше, чем на DVD. Дело в миксе, который на аудио-версии просто великолепен. Слушать это спустя столько времени было очень волнующе. Я уже забыла, как это было хорошо. Должна с вами согласиться, это одна из лучших записей Боуи, хотя все они хороши. Но, что до меня, я чувствую, что мне невероятно повезло, и я просто не могу поверить, что стала частью этого наследия, понимаете... что я навеки останусь на этой записи [смеётся]

Вы играли на Earthling, который, на мой взгляд, является одним из самых недопонятых и недооценённых альбомов в каталоге Боуи. Вам нравилось работать над ним?

Очень! Не думаю, что когда-либо ещё мне представится подобный музыкальный опыт. Это был очень интересный гибрид музыки. Таким классным Боуи делало то, что в тот период, когда эта музыка только развивалась, начиная с Outside, он был в авангарде и по уши в работе. Он был поглощён этим, слушал все эти андеграундные 12-ти дюймовки, которые приходили из Лондона, те, что ребята крутили к клубах. Он приносил их на репетиции и ставил на маленькую вертушку. И ещё говорил: "Единственное, чего здесь не хватает – это песни. И если получится соединить эти две вещи, то целое будет гораздо интереснее". Именно это он попытался сделать на Earthling, и мне показалось, он сделал это просто прекрасно. Взять всё это движение и музыкальный стиль, пришедший из Лондона и Европы, и прибавить к нему несколько невероятных песен – участвовать в этом было очень увлекательно. Думаю, для меня это был самый увлекательный период за время с ним, как будто мы реально, реально создавали нечто особенное. Но разные туры имеют разный настрой, в случае Reality-тура – это скорее значило быть частью невероятного состава музыкантов и играть настоящую классику, всем сплотиться сердцем, умом и телом вокруг его блестящего каталога.

Сейчас люди говорят, что этот тур и CD, на котором он задокументирован – скорее всего последний раз, когда мы слышали Боуи живьём. Что вы ответите на эти слухи?

Я не могу ответить вам на это. При всём желании. Я совершенно не представляю, чем он занят в настоящий момент. Могу только предполагать, что он, должно быть, сочиняет что-то или вовлечён во что-то, не обязательно это музыка. По моему опыту, он не из тех, кто работает или вообще делает что-либо лишь затем, чтобы заработать миллион. Но только если ему есть, что сказать – именно этот факт, мне кажется, делает его таким особенным. В его творческом наследии почти нет ничего лишнего [буквально: There's not much fat you can cut off his body of work].

Я как все. Как любой другой музыкальный фан, просто надеюсь на его возвращение, ведь все мы очень хотели бы этого. Буду ли я с ним, когда он вернётся, буду ли я по-прежнему за его левым плечом – я не знаю. Но если да, то я буду счастлива, и если нет – тоже счастлива. У меня было самое невероятное приключение в жизни, а этот CD – большой восклицательный знак в конце.

Спрошу как человек, который только что заинтересовался джазовой музыкой и Чарли Уоттсом, вы ведь играли с ним в 80-х, да?

Это был один из моих самых первых концертов. Я была очень-очень молода.

Как вы получили эту работу?

Через его друга, ныне покойного, тоже ударника по имени Джон Стивенс. Джон Стивенс был одним из первых, кого я встретила, когда приехала в Лондон, и он дал мне работу. Он был одним из лучших друзей Чарли. Поэтому, когда Чарли захотел собрать группу, чтобы играть музыку, которую больше всего любил – а именно джаз – я просто оказалась в нужном месте в нужное время. Вот Джон и спросил, не хочу ли я присоединиться. Как раз тогда я и увидела впервые Дэвида Боуи [в 1985-м]. Он пришёл на один из концертов в клубе Ronnie Scott's. Он сидел за столиком в первом ряду, и когда я выходила петь свой номер, я посмотрела вниз на его тарелку и подумала что-то вроде "О, боже мой, в зале Дэвид Боуи".