In English: rocksbackpages.com
перевод: kusochek_syru 

Перед вами – отчет, с точки зрения «мухи на стене», о том, как Дэвид Боуи, на вершине своей славы глэм-рокера, принимает подданных в Париже перед тем, как вернуться домой, в Лондон. Чарльз Шаар Мюррей (на фото ниже вместе с Энджи и Дэвидом) из New Musical Express сопровождал его весной 73-го.

Аладдин на Сене

С Энджи Боуи не соскучишься, это уж точно. Она восседает между Черри Ваниллой и ведерком со льдом, за столиком невероятно элегантного главного обеденного зала в Парижском отеле Георг V, и развлекает гостей. 

Если наставить на Энджи телекамеру и просто пустить дело на самотек, то через час получишь восхитительное шоу; если она в ударе, а сегодня она – несомненно в ударе. 

Она пересказывает историю первого, после перерыва, концерта ее мужа со Spiders, и по мере того, как события разворачиваются, примеряет на себя разные роли: Тони ДеФриза, охранника Боуи Стюарта, 600 фанов Groundhogs и самого Дэвида.

У нее необыкновенная способность к подражанию. Когда она изображает ДеФриза – невесть откуда появляется второй подбородок, а размеренная речь становиться совершенно британской. Она громогласна, и ухитряется выбивать из колеи официантов, несмотря на их хваленую галльскую непроницаемость, однако делает она это стильно.

Внезапно рядом с Энджи материализуется посыльный и, убедившись, что это именно она, уведомляет, что муж ждет ее наверху. Просияв, она приносит извинения и танцует в направлении лифта, вприпрыжку, словно маленькая девочка по пути домой из школы.

Меньше, чем через час должна начаться пресс-конференция, а французской прессе еще надо получить обратно свое добро со станции, но – для чего еще существуют расходные счета как не для таких случаев?

Собрание должно происходить внизу, в огромной красной комнате, отделанной деревянными панелями и большими рекламными плакатами косметики от Штайнер. Внутри ошивается французская пресса: занятная сместь старых котов в костюмах и взятых напрокат хиппи*. Боуи опаздывает, и это их явно не радует.

И вдруг – он здесь.

Боуи причесан в стиле, характерном для Мarquee 1966-го – стрижка под стилягу-пожирателя колес – и убран всеми оттенками фиолетового, малинового и серебряного. Более чем когда либо, его лицо кажется полным жизни крючконосым лицом английского уличного мальчишки; он очень похож на молодого Тома Кортни. Кажется, он в хорошей форме.

Первый же вопрос грозит катастрофой. «Скажите, а Вас называть 'она' или 'он'?» 

Но Боуи смутить не так-то легко. С безупречной любезностью oн отвечает: «Черри Ваниллу (пиар-агент Боуи) следует называть 'она'. А меня – 'Мр. Боуи'». Выражаясь на принятом в лагере Боуи арго, роскооошно. 

С другого конца комнаты кто-то выкрикивает: «Мр. Боуи, как прошло Ваше путешествие?» 

«Очень насыщенно. Мы начали с того, что отправились из Йокогамы в Находку. Ехали поездом через Сибирь, оказались в Москве во время первомайского парада, и вернулись через Польшу и Восточную Германию. Такая вот география.»

«О России просто невозможно говорить – настолько она общирна. Говорить, по сути, не о чем. Люди нам показались очень дружелюбными, в общем и целом. В Москве они как-то холоднее. А в Сибири – очень тепло были настроены.»

«А кроме людей – ну что тут можно сказать. Был там один продюсер с телевидения – имени не помню – ему приглянулись японские книжки, которые у меня были. Он не видел ни одной западной книги лет, наверное, шестнадцать. Дело было во Владивостоке – это сейчас рыболовная гавань. Человек был порядочно выпивши и предлагал мне безумные деньги за эти книги. Я бы и отдал их ему, но они были мне подарены художником из Токио, Мантадори Йоку.»

*

К этому моменту орда фотографов скорчилась перед столом на полусогнутых. Дэвид наполовину скрыт бесформенным переплетением тел и оборудования. Непрерывные щелчки и вспышки уже воспринимаются отдельно от своей прозаичной цели и приобретают статус явления природы. 

Следующий предмет обсуждения – Мик Ронсон. «При всем уважении к Мику, он, можно сказать, технарь, и может записать то, чего я не могу. Я не умею записывать музыку, а он умеет. Он мой переводчик.»

«Я стараюсь, по возможности, подготавливать дома демонстрационки и накладывать нужные мне звуки. Он делает все, что касается струнных. Я не могу писать для струнных, я не думаю на языке струнных. Говорю ему, чего хочу – он это разрабатывает.» 

Очередной соискатель просит пояснить значение дат в песне "Aladdin Sane” (1913-1938-197?). 

«Я просто старался предварить песню ощущением неизбежной катастрофы, которое я тогда, будучи в Америке, где это было написано, испытывал. Следующий стартовый пункт несчастья. Наверное, я чувствовал так с 1940-как-там-его.» 

Упоминаются Лу Рид, Игги Поп и Mott The Hoople, на предмет поинтересоваться, кто следующий. 

«Не имею ни малейшего понятия. У меня сейчас нет никого конкретного на уме, с кем хотелось бы работать. И мне неизвестно, кто хотел бы работать со мной. Были времена – у меня было время. А теперь время – товар, которого у меня все меньше и меньше.»

Его спрашивают, не кажется ли ему, что он ободрал Игги и Лу Рида. Боуи парирует: «Об этом надо спрашивать Игги и Лу Рида», но позже признается, что под столом у него побелели костяшки пальцев. 

Что он чувствует, звучит вопрос, в связи с успешным переизданием его ранних записей? 

«Ой, из того, чтобы иметь мнение, я уже вырос».

А сколько ему, собственно, лет? «Мне бы очень хотелось ответить, что у меня нет возраста, но мне 26.»

Несколько позже, мы уютно устраиваемся с икрой, шампанским и копченым лососем, болтая о том-о сем – Черри, Энджи, Эндрю Хой, Джефф МакКормак, Ли Чайлдерс, и Джо Стивенс. Приводят кучку международных представителей RCA; они вежливо глазеют на продукт; их уводят.

В какой-то момент Дэвид, Энджи, Джефф, Джо и я забираемся в лимузин и отправляемся обедать, и любые мыслимые и немыслимые темы пробираются в разговор, по мере того, как он пропитывается вином. 

*

Утро приносит Gare du Nord (Северный вокзал) и мы ожидаем прибытия странствующего цирка Боуи, чтобы успеть на поезд в 12:30 и препроводить героя в добрую старую Англию. Поезд отходит. Дэвид так и не появился, и в поезде его, само собой, тоже нет. У меня возникает леденящее чувство, будто что-то пошло слегка наперекосяк. 

В 12:45 Ли, и Черри, и Дэвид, и Энджи, и Джефф, и Эндрю наконец появляются. Прислужники Георга V проявили меньшую расторопность по части чемоданов и т.п., чем от них ожидалось, поэтому с чувством легкого беспокойства мы направляемся через дорогу за пивом и бутербродами с ветчиной.

От нормального поезда – к поезду на воздушной подушке, съемкам и дьюти-фри. Боуи снимает все, что движется и даже то, что не... вероятно, чтобы как-то пережить эту драму: пребывание на высоте шести дюймов над землей в течение 45 минут. 

А тем временем, на вокзале Виктория три сотни юных дев тихонько сходят с ума. Они атакуют каждый подходящий поезд, что, надо думать, изрядно сбивает пассажиров с толку. Наконец, из громкоговорителя доносится объяснение происходящему. Половина дев мчится со всех ног на Чаринг Кросс, а остальные, убежденные в том, что их пытаются надуть, прочно оседают на Виктории.
 
Меж тем, на Dover Station Боуи начинают замечать. На входе он дает автограф очень серьезной шотландской леди – правда, подписывается при этом «Эдмунд Гросс». 

«Вас действительно так зовут?» - спрашивает леди печально. Он заверяет ее, что да. Стоит ему приступить к чаю с колбасным рулетом в столовке, как фанаты начинают заглядывать в окна. И к тому моменту, как он появляется на платформе, они уже вооружены билетами и тут как тут. 

«Где он, где он?»

«Да вон он там, ест булочку с сосиской!»

*

Зацените. Рядом с Боуи стоим мы с Джо Стивенсом, а они, в качестве ориентира, указывают булочку с сосиской. 

Не успели опомниться, как мы уже на Чаринг Кросс, и в окно врывается высокочастотный визг. Всеобщее смятение, народ пытается собрать свой багаж. 

Энджи дергает меня за рукав. «Не могли бы вы, ребята, выйти вместе с ним и его немножко поохранять?» Но в коридорной давке совершенно невозможно образовать защитное кольцо вокруг Дэвида, тем более, что он уже соскочил на платформу и его подмяла бурлящая масса молодежной плоти. И это тоже, как говорится, роскооошно. 

В течение нескольких секунд полиции удается запихнуть Дэвида в лимузин и несколько ребятишек переключается на Энджи, умоляя отдать им хоть какую-нибудь вещичку. Вскоре и она тоже устраивается в машине. Она кажется очень маленькой и одинокой в этой бархатно-кожаной пещере.

Следующим вечером Боуи устраивает вечеринку по случаю прибытия домой у себя в квартире в Beckenham’e; здесь все его друзья. Тони Висконти с Мэри Хопкин, Линдси Кемп, Мик Ронсон, Челита Секунда, Кен Скотт, Сью Фосси, Фред с Ист Энда и прочая блестящая публика, поедающая цыплят и попивающая вино. 

Сын, Зоуи, носится вокруг, а за ним по пятам Энджи с бутылочкой. Она затевает игру в отчаянной попытке утомить ребенка, но в результате только выдыхается сама. И кстати, в следующий раз, если до вас дойдут слухи, что Боуи расходятся, не обращайте внимания. Это неправда. Такого не может быть. 

Сам герой смотрится что надо в японской рубахе и серебряных брюках. «Полиция была на высоте. Они все как на подбор оказались огромными бородатыми дядьками, - он волшебным образом перевоплощается в дюжего полицейского, – и сказали хором: "Держись, Дэйв, мы тебя спасем". Просто молодцы.»

А теперь веселью конец, и мы все предвкушаем большой концерт в Earls Court. 

Это должно быть роскооошно – ну вы поняли, да?

____________________________

* прим. перев.: The Nation: Возьми на прокат Хиппи (Rent A Hippie). Апр. 5, 1971
Лонни Кордер, 19-летний студент Унивеситета Оклахомы, недавно поместил в Оклахомском Ежедневнике следующее объявление: «Ваши званые вечера стали скучноваты? Возьмите на прокат хиппи. Атмосферу это не испортит, но добавит эстетической остроты». Сейчас за 10 долларов в час, богатые господа из Нормана, Окла. арендуют длинноволосых представителей контркультуры для украшения приемов. Таким образом – хвала свободному предпринимательству – студент, родители которого отрезали его от снабжения за то, что он выглядит как фрик, может заработать себе на обучение, став им.